Действие четвертое
Сцена первая
(Большая заброшенная комната; развалившийся камин. С левой стороны виден коридор, освещенный в окна луной, в коридоре спускается лестница. Направо две ступени и дверь, а в середине стеклянная дверь на балкон. Лунное освещение.)
Александр (входит с правой стороны из двери и запирает их ключом. Он в широком плаще). Хоть стар замок – а не скоро его сломаешь… и покуда я здесь царь!.. Жалкая власть! Жалкое удовольствие, украденное из рук судьбы… и горькое, как хлеб нищего, – зато я по крайней мере, хотя против ее воли, но еще раз прижму ее к груди своей; мой огненный поцелуй, как печать, останется на устах ее – и она будет мучиться этой мыслию; оно так и следует: вместе были счастливы, вместе и страдать! В темноте под этим плащом она не скоро меня узнает! Может быть, даже вероятно, что мне удастся под чужим именем выманить два-три ласковые слова… О! Какой ангел внушил мне эту мысль – бог, видимо, хочет вознаградить меня за 30-тилетние муки, за 30 лет жизни пустой и напрасной. (Задумывается.) Да, мне 30 лет… а что я сделал; зачем жил?.. Говорят, что я эгоист; итак, я жил для себя?.. Нет… я во всем себе отказывал, вечно был молчаливой жертвой чужих прихотей, вечно боролся с своими страстями, не искал никаких наслаждений, был сам себе в тягость – даже зла никому умышленно не сделал… итак, я жил для других? – также нет… я никому не делал добра, боясь встретить неблагодарность, презирал глупцов, боялся умных, был далек от всех, не заботился ни о ком – один, всегда один, отверженный, как Каин,6 бог знает за чье преступление – и потом один раз встретить что-то похожее на любовь – один только раз – и тут видеть, знать, что я обязан этим искусству, случаю, даже, может быть, лишней чашке шоколаду, – наконец, против воли предавшись чудному, сладкому чувству, потерять всё – и остаться опять одному с ядовитым сомнением в груди, с сомнением вечным, которому нет границы (ходит взад и вперед). Отчего я никогда не могу забыться? Отчего я читаю в душе своей, как в открытой книге? Отчего самые обыкновенные чувства у меня так мертвы? Отчего теперь, в самую решительную минуту моей жизни, сердце мое неподвижно, ум свеж, голова холодна… я, право, кажется, мог бы теперь с любым глупцом говорить битый час о погоде, – видно, я так создан, видно, недостает какой-нибудь звучной струны в моем сердце… о! Лучше бы уж я родился слеп, глух и нем… обо мне бы по крайней мере сожалели.
(Вера показывается на лестнице.)
Это она… так точно – теперь я должен призвать на помощь всю свою твердость.
Вера . Его еще нет… темно, страшно… боже! Как я могла решиться… но что ж делать, я его знаю – он сдержал бы свое обещание – у меня сердце бьется, как молоток, – шорох, о, кто это… Юрий!..
Александр (берет ее за руку). Это я!..
Вера . Довольны ли вы… что может сделать женщина больше… но это дурно, дурно принудить меня таким средством.
Александр . Я также выбрал между жизнью и смертию.
Вера . Решившись вам повиноваться, я решилась также вас забыть…
Александр (хочет ее обнять). О, это женская хитрость.
Вера . Нет… нет – я вам скажу также, что я люблю вас.
Александр . Меня одного?
Вера . Одного, клянусь небом! Я могла заблуждаться – но теперь чувствую, что сердце мое никогда не изменялось.
(Александр вздыхает.)
Однако несмотря на это мы должны расстаться навсегда… мне трудно так же, как и вам, об этом думать – но теперь мы будем благоразумнее, чем в минуту первой разлуки нашей, – я уж не могу быть счастлива – но спокойствие для меня еще возможно – оставьте мне хоть это!..
Александр . У меня и этого не останется.
Вера . Верьте мне, женщина благородная может на минуту забыть свой долг, но всегда приходит время, когда она чувствует, что должна возвратиться к нему, – время это для меня настало – никакое искусство, никакие угрозы не поколеблют моей твердости. Юрий! Дайте мне руку, обещайте как другу, как женщине, которой постоянною мыслью были вы; обещайте никогда не покушаться оторвать какую бы то ни было женщину от ее обязанностей – это ужасно, Юрий!.. Это иногда хуже убийства.
Александр . О, молю, один прощальный поцелуй.
Вера . Нет, расстанемся друзьями – зачем такое испытание!
Александр . Я буду покорен во всем – только один поцелуй – ты непременно должна – непременно – один – только один – и потом пусть между нами обрушится вечность.
(Увлекает и целует ее – луч месячный упадает на его лицо, и она узнает… вскрикивает громко.)
Вера . О! Опять он – опять!
Александр . Я уж сказал тебе, опять и всегда – никто не займет моего места.
Вера . Это обман неслыханный, – пусти, пусти мне руку… я к тебе чувствую отвращение!..
Александр . Знаю, знаю всё – но ты не уйдешь отсюда – и ты подумала, что я не останусь верен своей клятве… да, я здесь – а твой страстный любовник теперь сидит крепко за двумя замками… видишь эту дверь, за нею еще дверь… они обе заперты… он должен сломать замки… может быть, это ему и удастся… но тогда он увидит тебя в моих объятиях…
Вера . Боже мой, боже мой! Я должна была знать, что он на всё способен!
Александр . Ха, ха, ха – разве ты этого прежде не знала! Разве год тому назад, когда ты в упоении страсти лежала в моих объятиях, когда твои поцелуи горели на губах моих, разве тогда еще я не предварял тебя? Разве я не говорил: Вера, ты любишь человека ужасного, который не имеет ничего святого, кроме тебя, и то пока он любим, человека с душой испорченной, который не боится ничего, потому что ничем не дорожит, – разве я не говорил: берегись, ты будешь раскаиваться… но ты не верила, ты улыбалась, ты думала, что я шучу, – мне шутить в такие минуты! – ты думала, что я всё это говорил, чтоб показаться интересным, удивить тебя, что я, следуя моде, фанфарон порока и эгоисма, ты даже хотела меня уверить, что я почти ангел доброты… потому что тогда кровь волновалась в твоих жилах, тебе нужны были ласки, чьи-нибудь ласки, чья-нибудь нежность, покуда, на время, до появления другого, достойнейшего… не дрожи, не поднимай глаза к небу… наказание упало тебе оттуда… ты не мученица добродетели, не жертва страсти и обмана… ты просто слабая, ветреная, непостоянная женщина… ты вздумала по прихоти своей располагать судьбою трех человек, одному назначила покорность, другому вздохи и признания, третьему, самому послушному, ты назначила мучения ревности, пытки презрения, муки любви отверженной, обманутой – и этот последний теперь мстит за себя…
Вера (упадая на колени). Не подходи, не подходи…
Александр (подымая ее за руку). Встаньте, не унижайтесь, княгиня, – до такой степени… после вашей надменности, это уж слишком смешно… На коленях, и перед кем? Одумайтесь – что это! Страх! Чего же вы боитесь? Времена кинжалов прошли – разве я вам угрожаю?
Вера (почти без чувств). Я не переживу этого.
Александр . Через два года, Вера, назначаю тебе свидание где-нибудь на бале, на лице твоем будет играть улыбка, в волосах будут блистать жемчуг и бриллианты, а в сердце твоем будет пусто и светло…
(Слышен стук отломанного замка.)
Вера . Это Юрий – он идет сюда.
Александр . Наконец!
(Вера хочет убежать.)
Постой!.. Мне пришла мысль – зачем оставлять дело неконченным, – я хочу, чтоб он нашел тебя в моих объятиях, чтоб он насладился приятной картиной, – это было бы божественно, как ты думаешь!.. (Обнимает ее.)
Вера . Мне всё равно – делай что хочешь – у меня нет сил противиться.
Александр . Слышишь – вот его шаги… последний замок сейчас разлетится… бешенство удвоивает его силы…
(Молчание.)
Нет, я вижу – это уж слишком много для тебя – обморок? – пустое. Я хочу, чтоб ты с ним говорила, – останься здесь – скажи ему, что ты его не любишь – не любишь нисколько… я отойду в сторону… слышишь ли, отвергни его ласки так же холодно, как мои, – иначе я стану между вами, и тогда горе вам обоим.
(Отходит и прячется – дверь с треском отворилась, и входит Юрий.)
Юрий . А! Меня заперли – это недаром – это с умыслом сделано – но кто же? Брат? – зачем ему… о, если я опоздал… Вера!.. Ничего не слышно… чу! Шорох платья… она здесь – здесь, Вера! (подходит и видит). О, как я счастлив (берет ее за руку). Вера, княгиня, простите меня.
Вера (слабо). Вас… я прощаю…
Юрий . Это был миг сумасшествия… но я хотел вас видеть перед тем, чтоб расстаться снова – и, может быть, навсегда, – я хотел… о, я сам не знаю чего… да, только вас видеть, только… я надеялся, я полагал – что вы не можете любить вашего мужа, потому что он не стоит вас… я хотел найти вам в уме своем извинение… я даже… мечтал, что вы меня еще любите.
Вера . Вы совершенно ошиблись.
Юрий . Однако вы здесь – вы не хотели огорчить меня – вы здесь – ваша рука горит в руке моей – женщина не любя не сделает этой жертвы…
Вера . Вы правы, я пожертвовала собой из любви – но не к вам.
Юрий . Вы хотели спасти мужа.
Вера . Да…
Юрий (обидясь). Если так, то прошу от меня его поздравить.
Вера (после молчания). Забудьте меня.
Юрий . Я не ожидал такого приветствия.
Вера . Чего ж вы ожидали?
Юрий . В вас нет и тени той женщины, которая некогда любила меня так нежно, которой обязан я лучшими минутами в жизни… отчего ж бы, кажется, им не воскреснуть – зачем дарить сокровище тому, кто ему не знает цены, – а я, я, так долго живший одной надеждой обладать им, – я брошен в сторону – со мной поступают как с игрушкой, то кидают огненный взор, то ледяное слово…
Вера . Лучше бы вы старались не понять ни того, ни другого.
Юрий . Боже! Как вы переменились – бывало, вам стоило подумать, и я уж знал эту мысль – пожелать – и я невольно желал того же – бывало, нам почти не нужно было слов для разговора… Теперь, признаюсь, теперь я вас не понимаю.
Вера . О! Слава богу.
Юрий . Слава богу… ужель вы хитростью хотели избавиться от моей любви – обманом испугать меня – этому не бывать… вы теперь в моей власти… я не упущу этого случая… теперь или никогда – вы моя, вы будете моею… судьба этого хочет…
Вера . Юрий, Юрий! Одна минута восторга – и веки раскаяния.
Юрий . Я не буду раскаиваться.
Вера . А я?
Юрий . Вы меня любите.
Вера . Я слабая женщина… я имею обязанности… я знаю, что такое раскаянье.
Юрий . Ты об нем забудешь в моих объятиях.
Вера . Пощадите…
Юрий . Не доводи меня до крайности… я за себя не ручаюсь.
Вера . Шорох… нас подслушивают… здесь кто-то есть…
Юрий . Шорох… кто же смеет… (Осматривается).
Вера (убегает.) Прощай, Юрий… прощай.
Юрий (бежит за нею). Нет, я вас не пущу… невозможно… я не хочу так расстаться.
(В двери хватает ее за руку и упадает на колени; Александр является.)
Вера (указывая пальцем на Александра.) Уйдите – уйдите! Это он… опять он!.. (Убегает.)
Юрий (оборачивается). А! Что такое!..
Александр . Свидетель твоих глупостей!..
Юрий . Этого свидетеля можно достойно наградить за труды.
Александр . Его награждение… здесь. (Указывает на сердце.)
Юрий . Брат… с этой минуты – я разрываю узы родства и дружбы – ты мне сделал зло – невозвратимое зло – и я отомщу!..
Александр (холодно). Каким образом?
Юрий . Ты мне заплотишь.
Александр (улыбаясь). С удовольствием – только чем!
Юрий (в бешенстве). Ценою крови…
Александр . В наших жилах течет одна кровь.
Юрий . Подслушивать – так коварно отравлять чужое счастие… знаешь ли, что это дело подлецов…
Александр . А обольщать жену другого…
Юрий . Она меня любит.
Александр . Неправда… разве это видно из ее поступков…
Юрий . Я знаю, что она меня любит… любила меня одного…
Александр . А я знаю кое-что другое.
Юрий . Что ты знаешь? Говори, сейчас говори!..
Александр . Я знаю, что в твоем отсутствии она имела любовника.
Юрий . Клевета, низкая клевета.
Александр . Я тебе покажу письма…
Юрий . Кто же он… назови его мне…
Александр (подумав). Изволь, я тебе его назову.
Юрий . Сейчас – сию минуту.
Александр . Завтра… когда она уедет. (Уходит.)
Юрий (задумчиво). Что если он говорит правду!..
Конец 4-го акта
Говно