«Зачем я меч свой вынимал,
И душу веселила кровь? –
Один из юношей сказал. –
Победы мы не встретим вновь,
И наши имена покрыть
Должно забвенье, может быть;
И несвершенный подвиг наш
Изгладится в умах людей:
Так недостроенный шалаш
Разносит буйный вихрь степей!»
«О! Горе нам, – сказал другой, –
Велик, ужасен гнев богов!
Но пусть и на главу врагов
Спадет он гибельной звездой,
Пусть в битве страх обымет их,
Пускай падут от стрел своих!»
Так говорили меж собой
Изгнанники. Вот встал один…
С руками, сжатыми крестом,
И с бледным пасмурным челом,
На мглу волнистую долин
Он посмотрел, и наконец
Так молвил старику боец:
«Подобно ласке женских рук,
Смягчает горе песни звук,
Так спой же, добрый Ингелот,
О чем-нибудь! О чем-нибудь
Ты спой, чтоб облегчилась грудь,
Которую тоска гнетет.
Пой для других! Моя же месть
Их детской жалобы сильней:
Что было, будет и что есть,
Всё упадает перед ней!»
«Вадим! – старик ему в ответ, –
Зачем не для тебя?.. Иль нет!
Не надо! Что́ ты вверил мне,
Уснет в сердечной глубине!
Другую песню я спою:
Садись и слушай песнь мою!»
