Сцена VIII
3-го февраля. День.
(Спальня Марьи Дмитревны. Стол с лекарствами. Она лежит на постели. Аннушка стоит возле нее.)
Аннушка . У вас, сударыня, сильная лихорадка! Не угодно ли чаю горяченького или бузины? Тотчас будет готово. Ах ты, моя родная! Какие руки-то холодные: точно ледяные. Не прикажете ли, матушка, послать за лекарем?
Марья Дмитревна . Послушай! Что давит мне грудь?
Аннушка . Ничего, сударыня; одеяло прелегкое! Отчего бы, кажется, давить?
Марья Дмитревна . Аннушка! Я сегодня умру!
Аннушка . И! Марья Дмитревна! Выздоровеете! Бог милостив – зачем умирать?
Марья Дмитревна . Зачем?
Аннушка . Не всё больные умирают, иногда и здоровые прежде больных попадают на тот свет. Не пора ли лекарство принять?
Марья Дмитревна . Я не хочу лекарства… где мой сын? Да, я и позабыла, что сама его послала!.. Посмотри в окно, нейдет ли он? Поди к окну… что? Нейдет? Как долго!
Аннушка . На улице пусто!
Марья Дмитревна (про себя). Он уговорит отца! Я уверена… о! Как сладко примириться перед концом: теперь я не стыжусь встретить его взор. (Погромче) Аннушка! Что ты так смотришь в окно?
Аннушка . Я?.. Нет… это так-с…
Марья Дмитревна . Нет, верно… говори всю правду, что такое?
Аннушка . Похороны, сударыня… да какие препышные! Сколько карет сзади: верно, богач! Какие лошади! Покров так и горит! Два архиерея!.. Певчие! Ну ж нечего сказать!
Марья Дмитревна . Аннушка! И мне пора… я чувствую близость последней минуты! О, поскорее! Поскорее, царь небесный!
Аннушка . Полныте, сударыня, что вам за охота? Как если, не дай бог, вы скончаетесь, что тогда со мною будет? Кто позаботится обо мне? Неужто Павел Григорич к себе возьмет? Не бывать этому. Да я лучше по миру пойду: добрые люди из окошек накормят!
Марья Дмитревна . Мой сын, Владимир, тебя не оставит!
Аннушка . Да еще перенесет ли он вашу смерть? Вы знаете, какой он горячий; из малости уж вне себя, а тогда… боже упаси!
Марья Дмитревна . Ты права… я должна тебя наградить: у меня в шкатулке есть 80 рублей… дай несколько и старику, Павлу! Он всегда верно мне служил; и тобой я всегда, всегда была довольна… (Смутная радость изображается на лице Аннушки.) О, как сердце бьется! Что хуже: ожиданье или безнадежность?
(Дверь отворяется. Тихо входит Владимир. Он мрачен. Молча подходит к постеле и останавливается в ногах.)
Аннушка . Владимир Павлович пришел!
Марья Дмитревна (быстро). Пришел! (Приподымается и опять опускает голову.) Владимир… ты один! А я думала… ты один!
Владимир . Да.
Марья Дмитревна . Друг мой! Ты звал его сюда? Сказал, что я умираю? Он скоро придет?
Владимир (мрачно). Как вы себя чувствуете? Довольно ли вы крепки, чтоб говорить и… слушать?
Аннушка . Барыня без вас всё плакала, Владимир Павлович!
Владимир . Боже! Боже! Ты всесилен! Зачем непременно я должен убить мать мою?
Марья Дмитревна . Говори скорее, не терзай меня понемногу: придет ли твой отец. (Молчание.) Где он!.. Как предстать пред бога… Владимир! Без него я не умру спокойно!
Владимир (тихо). Нет.
Марья Дмитревна (не слыхав). Что сказал ты?.. Дай мне руку, Владимир!
Владимир . (Слезы начинают падать из глаз его. Он бросается на колена возле постели и покрывает поцелуями ее руку.) Я возле вас! Зачем вам другого? Разве вам не довольно меня? Кто-нибудь любит вас сильней, чем я?
Марья Дмитревна . Встань… ты плачешь?..
Владимир (встав, отходит в сторону). Ужасная пытка! Если я всё это вынесу, то буду себя почитать за истукана, который не стоит имени человека!.. Если я вынесу… то уверюсь, что сын всегда похож на отца, что его кровь течет в моих жилах и что я, как он, хотел ее погибели. Так! Я должен был силою притащить его сюда, угрозами, страхом исторгнуть у него прощенье… (С бешеной радостью) Послушайте, послушайте, что я вам скажу! Мой отец весел, здоров и не хотел вас видеть! (Вдруг, как бы испугавшись, останавливается.)
Марья Дмитревна (вздрагивает. После молчания). Молись… молись за нас… не хотел… о!
Аннушка . Ей дурно, дурно!..
Марья Дмитревна . Нет! Нет! Я соберу последние силы… Владимир! Ты должен узнать всё и судить твоих родителей! Подойди. Я умираю. Отдаю душу правосудному богу и хочу, чтоб ты, ты, мой единственный друг, не обвинял меня по чужим словам… Я сама произнесу свой приговор. (Останавливается.) Я виновна: молодость была моей виною. Я имела пылкую душу, твой отец холодно со мной обращался. Я прежде любила другого: если б мой муж хотел, я забыла бы прежнее. Несколько лет старалась я побеждать эту любовь, и одна минута решила мою участь… Не смотри на меня так. О! Упрекай лучше самыми жестокими словами: я твоя злодейка! Мой поступок заставляет тебя презирать меня, и не одну меня… Долгим раскаяньем я загладила свой проступок. Слушай: он был тайною. Но я не хотела, не могла заглушить совесть – и сама открыла всё твоему отцу. С горькими слезами, с унижением я упала к ногам его… я надеялась, что он великодушно простит мне… Но он выгнал меня из дому; и я должна была оставить тебя, ребенка, и молча, подавленная тягостью собственной вины, переносить насмешки света… он жестоко со мною поступил!.. Я умираю… Если он мне не простил еще, то бог его накажет… Владимир! Ты осуждаешь мать свою? Ты не смотришь на меня? (Голос ее под конец становился всё слабее и слабее.)
Владимир (в сильном движении). (Про себя) Вижу! Вижу! Природа вооружается против меня; я ношу в себе семя зла; я создан, чтоб разрушать естественный порядок. Боже! Боже! Здесь умирающая мать – и на языке моем нет ни одного утешительного слова, – ни одного! Неужели мое сердце так сухо, что нет даже ни одной слезы? Горе! Горе тому, кто иссушил это сердце. Он мне заплотит: я сделался через него преступником; с этой минуты прочь сожаленье! День и ночь буду я напевать отцу моему страшную песню, до тех пор, пока у него не встанут дыбом волосы и раскаяние начнет грызть его душу! (Обращаясь к матери) Ангел! Ангел! Не умирай так скоро: еще несколько часов…
Аннушка (с приметным беспокойством посматривая на госпожу). Владимир Павлович! (Он услыхал и глядит на нее пристально. Она трогает за руку Марью Дмитревну и вдруг останавливается.) Прости господи ее душу! (Крестится.) (Владимир вздрагивает, шатается и едва не упадает. Удерживается рукой за спинку стула и так остается недвижен несколько минут.) Как тихо скончалась-то, родимая моя! Что буду я теперь? (Плачет.)
Владимир (подходит к телу и, взглянув, быстро отворачивается). Для такой души, для такой смерти слезы ничего не значат… у меня их нет! Нет! Но я отомщу, жестоко, ужасно отомщу. Пойду, принесу отцу моему весть о ее кончине и заставлю, принужу его плакать, и когда он будет плакать… буду смеяться! (Убегает.)
(Долгое молчание.)
Аннушка . И сын родной ее оставляет! Теперь всё, что я могу захватить, мое! Что же? Тут по мне нету греха; лучше, чтобы мне досталось, чем кому другому, а Владимиру Павловичу не нужно! (Подносит зеркало к губам усопшей.) Зеркало гладко! Последнее дыханье улетело! Как бледна! (Уходит из комнаты и призывает остальных слуг для совершения обрядов.)
